Мы встали и пошли бродить по комнатам. В конце анфилады их широкая дверь вела в зал, назначенный для танцев. Желтые шелковые занавески на окнах и расписанный потолок, ряды венских стульев по стенам, в углу залы большая белая ниша в форме раковины, где сидел оркестр из пятнадцати человек. Женщины, по большей части обнявшись, парами ходили по зале; мужчины сидели по стенам и наблюдали их. Музыканты настраивали инструменты. Лицо
первой скрипки показалось мне немного знакомым.
Капельмейстер, державший
первую скрипку, был ленивейшее в мире животное: вместо того, чтобы упражнять оркестр и совершенствоваться самому в музыке, он или спал, или удил рыбу, или, наконец, играл с барской собакой на дворе; про прочую братию и говорить нечего: мальчишка-валторнист был такой шалун, что его следовало бы непременно раз по семи в день сечь: в валторну свою он насыпал песку, наливал щей и даже засовывал в широкое отверстие ее маленьких котят.
Палочка замерла в одном положении, и когда он, желая поправить дело, махнул ею, она выпала из его рук и застучала по полу…
Первая скрипка с удивлением поглядела на него и нагнулась за палочкой. Виолончель подумала, что с дирижером дурно, замолкла и опять начала, но невпопад…Звуки завертелись, закружились в воздухе и, ища выхода из беспорядка, затянули возмутительную резь…
Неточные совпадения
Из зал несся стоявший в них, равномерный как в улье, шорох движенья, и, пока они на площадке между деревьями оправляли перед зеркалом прически и платья, из залы послышались осторожно-отчетливые звуки
скрипок оркестра, начавшего
первый вальс.
Радилов замолчал. Я посмотрел на него, потом на Ольгу… Ввек мне не забыть выражения ее лица. Старушка положила чулок на колени, достала из ридикюля платок и украдкой утерла слезу. Федор Михеич вдруг поднялся, схватил свою
скрипку и хриплым и диким голосом затянул песенку. Он желал, вероятно, развеселить нас, но мы все вздрогнули от его
первого звука, и Радилов попросил его успокоиться.
Наемные музыканты — две
скрипки,
первая и вторая, и бубен — наяривали однообразный, но живой, залихватский и лукавый мотив.
Я поднялся по витой чугунной лестнице и вошел в коридор. Из-за
первой двери слышались беглые пассажи
скрипки, немного дальше завывала виолончель, а где-то в конце коридора гремел рояль. Я постучал в дверь Гельфрейха.
«Ко второму», — отвечал артист. — «Кого же вы еще причисляете к этому разряду?» — «Многих, государь; я вообще делю род человеческий относительно скрипичной игры на три разряда:
первый, самый большой, люди, не умеющие играть на
скрипке; второй, также довольно многочисленный, люди — не то чтоб умеющие играть, но любящие беспрестанно играть на
скрипке; третий очень беден: к нему причисляются несколько человек, знающих музыку и иногда прекрасно играющих на
скрипке.
Ветер стучал в окна, в крышу; слышался свист, и в печи домовой жалобно и угрюмо напевал свою песенку. Был
первый час ночи. В доме все уже легли, но никто не спал, и Наде все чуялось, что внизу играют на
скрипке. Послышался резкий стук, должно быть сорвалась ставня. Через минуту вошла Нина Ивановна в одной сорочке, со свечой.
Первою волною поднялись умолкшие
скрипки… ах, как взвыли они, точно не на струнах, а на моих жилах играл музыкант!
Я лично, после не совсем приятных мне уроков фортепьяно, пожелал сам учиться на
скрипке, и
первым моим учителем был крепостной Сашка, выездной лакей и псовый охотник. В провинции симфонической и отчасти оперной музыкой и занимались только при богатых барских домах и в усадьбах. И у нас в городе долго держали свой бальный оркестр, который в некоторые дни играл, хоть и с грехом пополам,"концерты", то есть симфонии и квартеты.
«Музыкантская» потянула к
скрипке, и
первый мой учитель был выездной «Сашка», ездивший и «стремянным» у деда моего. К некоторым дворовым я привязывался. Садовник Павел и столяр Тимофей были моими
первыми приятелями, когда мы, летом, переезжали в подгородную деревню Анкудиновку, описанную мною в романе под именем «Липки».
Скрипки и контрабасы в передней заиграли
первую фигуру кадрили на мотивы «Прекрасной Елены» (четыре музыканта с красными кончиками носов и щетинистыми щеками). Дирижер закричал...
По какому-то странному сцеплению впечатлений
первые звуки
скрипки Альберта перенесли Делесова к его
первой молодости.
— Так поедем когда-нибудь вместе, — сказал Делесов. Альберт, не отвечая, вскочил, схватил
скрипку и начал играть финал
первого акта «Дон-Жуана», своими словами рассказывая содержание оперы.
Сладив строй бедного инструмента своего, он заиграл швейцарскую песню: Rance de vache.
Первые звуки ее заставили Баптиста затрепетать; он вскочил со скамейки, потом зарыдал и, наконец, не в силах будучи выдержать тоски, стеснявшей его грудь, вырвал
скрипку из рук слепого музыканта. Роза, казалось, не слыхала песни родины.